Оскорбления и издевательства заставляли Христа страдать. Те, кого Он сотворил и за кого принес бесконечную жертву, подвергли Его всевозможным поруганиям. Его страдания были соразмерны с Его совершенной святостью и ненавистью ко греху. То, что Иисуса судили люди, потерявшие человеческий облик, было Его непрекращающейся жертвой. Ему было тягостно пребывать в окружении людей, находящихся во власти сатаны. Спаситель знал: прояви Он Свою Божественную силу, и в одно мгновение превратятся в прах Его жестокие мучители. И оттого Его испытание становилось еще тяжелее.
Небесные ангелы были свидетелями каждого движения, направленного против их возлюбленного Повелителя. Они очень хотели освободить Христа. Ангелы, подвластные Богу, всесильны: однажды, повинуясь повелению Христа, они умертвили в одну ночь сто восемьдесят пять тысяч ассирийских воинов. Теперь ангелы, наблюдавшие постыдное судилище над Христом, возмутившись, могли бы легко уничтожить врагов Божьих. Но им не было повелено это сделать. Тот, Кто мог умертвить Своих врагов, терпел их жестокость. Его любовь к Отцу и Его обещание, данное от создания мира, — понести на Себе грех помогли Ему безропотно сносить грубое обращение тех, кого Он пришел спасти. В человеческой плоти Он должен был вынести все насмешки и оскорбления, которыми люди осыпали Его. Единственная надежда человечества — в покорности Христа всему, что Он мог вынести от рук и сердец людей.
Христос не произнес ничего, что дало бы Его обвинителям повод к Его осуждению, однако Его связали в знак того, что Он осужден. Но все-таки нужно было соблюсти хотя бы видимость справедливости, хотя бы форму законного суда. Начальствующие старались ускорить суд. Они знали, как почитает народ Иисуса, и опасались, что если об аресте станет известно, то, возможно, Его попытаются освободить. Кроме того, если суд и исполнение приговора не будут произведены немедленно, придется ждать неделю из-за празднования Пасхи. А это могло вновь нарушить их планы. Чтобы добиться осуждения Иисуса, им нужна была поддержка озлобленной толпы, большую часть которой составляла иерусалимская чернь. Если суд отложить на неделю, возбуждение улеглось бы и положение могло полностью измениться. Лучшая часть народа приняла бы сторону Христа, многие выступили бы со свидетельствами в Его оправдание, рассказывая о великих делах, которые Он сотворил. И это возбудило бы в народе гнев против синедриона. Тогда осудили бы членов синедриона, а Иисус был бы освобожден и вновь принимал бы поклонение толпы. И поэтому священники и правители решили: прежде чем их замыслы станут всем известны, предать Иисуса в руки римлян.
В начале Своего служения Христос сказал: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его». Так Он образным языком пророчески предсказал Свою смерть и воскресение. «Он говорил о храме Тела Своего» (Иоанна 2:19, 21). Иудеи же поняли эти слова буквально и отнесли их к Иерусалимскому храму. Кроме этого выражения, священники не могли найти в словах Христа ничего, что можно было бы использовать против Него. Исказив Его мысль, они надеялись извлечь для себя выгоду. Римляне занимались восстановлением и украшением храма и очень гордились им. Любой пренебрежительный отзыв о храме наверняка возбудил бы их негодование. В этом вопросе и римляне, и иудеи, и фарисеи, и саддукеи были едины, потому что все они глубоко почитали храм. Нашлись два свидетеля, показания которых были не столь противоречивы, как у других. Один из них, подкупленный с целью обвинить Иисуса, заявил: «Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его». Слова Христа были переданы неверно. Если бы их воспроизвели точно, синедриону не за что было бы осуждать Его. Будь Иисус обыкновенным человеком, как утверждали иудеи, подобное заявление свидетельствовало бы лишь о Его неразумии и хвастовстве, но вовсе не расценивалось как богохульство. В Его словах, даже искаженных лжесвидетелями, не содержалось ничего, что римляне могли бы счесть преступлением, достойным смерти.
Иисус терпеливо слушал противоречивые показания свидетелей. Он не произнес ни единого слова в Свою защиту. Наконец Его обвинители запутались, смутились и разъярились. Суд не мог продолжаться дальше. Казалось, весь заговор расстроился. Каиафа был в отчаянии. Оставалось последнее средство: заставить Христа судить Самого Себя. С искаженным от гнева лицом первосвященник вскочил со своего судейского места. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: будь это в его власти, он набросился бы на стоявшего перед ним узника. «Что же ничего не отвечаешь? — воскликнул он. — Что они против Тебя свидетельствуют?»
Но Иисус оставался спокоен. «Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и, как агнец пред стригущим Его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Исаии 53:7).
Наконец Каиафа поднял правую руку к небу и торжественно обратился к Иисусу: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?»
Христос не мог не отозваться на эти слова. Есть время молчать, и есть время говорить. Он молчал до тех пор, пока Ему не задали прямой вопрос. Он знал, что, ответив на него, Он обрекает Себя на верную смерть. Но вопрос был задан общепризнанным верховным авторитетом нации, и во имя Всевышнего Христос не мог не оказать должного уважения к закону, более того, вопрос касался Его отношений с Отцом. Ему необходимо было ясно раскрыть Свой характер и сущность Своей миссии. Некогда Иисус сказал ученикам: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным» (Матфея 10:32). И теперь Он собственным примером подтверждал эти слова.
Э. Уайт «Желание веков», главы 75-76.
