Найти свое призвание непросто, иногда на это уходит много лет. О творческих и духовных поисках рассказывает Алексей Карабанов, актер Саратовского Театра юного зрителя, учитель подросткового класса субботней школы Саратовской общины адвентистов.
— Алексей, расскажите о ваших корнях, вашем детстве?
— По отцу у меня кулацкие корни. Это была семья зажиточных крестьян и жили они недалеко от Саратова. Моя мама трехлетним ребенком в военные годы попала в Сызранский детский дом из Новороссийска. Оттуда ее удочерила бездетная семья, которая воспитала ее как родную. И для меня эти люди – дед и бабушка как родные.
— Каким было ваше детство?
— У меня было счастливое детство. Я много времени проводил у дедушки с бабушкой под Сызранью. Я единственный ребенок в семье. Родители воспитывали в правильных понятиях: совесть, честность. Отец был идейным коммунистом, никогда не пользовался положением для собственной выгоды. Он работал на радиозаводе, паял лампы. И у него было собственное клеймо, которое ОТК не проверяло. Жили мы в однокомнатной квартире, а у отца распределяли на заводе жилье и мама просила папу постараться для нас, чтобы у сына была отдельная комната. А папе было неудобно для себя просить.
— Довольно очевидно, что людей с творческой профессией в вашем роду нет. Как вы пришли к профессии актера?
— Да, действительно, творческих устремлений не было и меня никто к этому не двигал. У отца был бобинный магнитофон, и он слушал всякие юмористические передачи. Отец включал, и я тоже слушал. В какой-то момент я попробовал спародировать Хазанова. Позже попав в пионерский лагерь, я от нашего отряда выступил на концерте. Это был мой дебют. Был хороший отклик в зале и мне понравилось выступать. Потом я в школе стал выступать со всякими юморесками, но не помышлял о театральном. В 10 классе по школьной традиции нужно было готовить новогодний спектакль. Мы с моим товарищем выступили как режиссеры. После этого мне стали говорить: «Поступай на театральное!» Мне нравилось это, но никто из родителей в эту сторону не толкал.
— А каким хотели видеть ваше будущее родители?
— Родители относились к моему желанию стать актером скептически. Они говорили: «Вот посмотри, Табаков. Ну это Табаков! А ты…» Но меня это не обижало. Родители советовали: «В Политех поступай». А мне не хотелось в политех. И я поступил в училище на радиомеханика. Там организовалась творческая агитбригада, в которую я попал. Училище было серьезное и мы много ездили, выступали. Вместе со мной там была девушка, которая стала уговаривать меня поступать вместе в театральный. Пошел в армию и там опять сцена: я организовывал голубой огонек. Там же в армии в библиотеке я нашел книгу Станиславского «Работа актера над собой и работа актера над ролью». Я сидел на боевом дежурстве и читал ее.
Вернулся из армии зимой, приемные комиссии еще закрыты, и я стал искать работу. Шли с товарищем мимо Театра драмы, и я решил спросить есть ли вакансия. Были нужны монтировщики для установки декораций. Так я попал в театр, видел сцену изнутри. Были постановки, на которых монтировщики выкатывали в момент спектакля что-то на сцену и на нас одевали какие-то элементы одежды. Это было очень значимо для меня. Пришло лето, и я начал прослушиваться в Москве и в Саратове. Прошел предварительный тур в Москве. Основной тур был позже, и я уехал в Сатаров. Чтобы не терять время пошел в Саратове в театральный поступать. Прошел все три тура и остался. Обучение было увлекательным и непростым. У нас было три дипломных спектакля, один из которых «Рядовые» про войну. Спектакль был не о том, что кто-то победил, кто-то проиграл, а о том, что война страшная сама по себе и для победителей, и для проигравших. Она уродует человека, потому что для человека ненормально убивать других. По сюжету пьесы уже конец войны, довоевывают в Германии. И они обнаруживают, что среди них есть один солдат, который не стреляет. Идет в атаку со всеми, но не стреляет! Один из солдат обличает его в этом. И тот объясняет: «Я не могу стрелять, потому что баптист». «А как быть мне? – отвечает другой. – У меня жену, детей сожгли?!» Этот вопрос честно «подвешивается» перед зрителем. И тот аргументирует свою позицию и эти тоже. Товарищи говорят: «Бери автомат, как все». И баптист делает выбор: он сам идет сдаваться, не дожидаясь, пока товарищи его сдадут в органы. Он честно пошел сказать о себе и своем выборе.
— Через эту постановку мы затронули тему духовности. Каким был ваш духовный поиск?
— Первое соприкосновение с духовным было в театральном, когда мы проходили Достоевского «Братья Карамазовы». Меня это очень впечатлило! Я даже вырезал себе из дерева маленькую ладанку. Второе – почти следом, когда я поехал к бабушке на каникулы. У бабушкиной сестры я увидел дореволюционное Евангелие. Старые страницы, бумага пахнет… я попросил его, и она отдала. Я читал и мне так нравилось! Я прочитал его целиком, но не понял жертвы Христа. Я понял только то, что Он говорил о каких-то очень замечательных вещах. Я вернулся к учебе и попытался жить так, как говорит Христос, по Нагорной проповеди. И очень быстро понял, что я так жить не могу. Я не такой! Даже если снаружи себя сдерживаю, внутри, я не такой: киплю, злюсь, жадничаю, трушу. Осознав это, я пришел к выводу, что не гожусь для этого. Принципы хорошие, но я не такой. Это – не мое. Небеса — это не про меня. А зачем что-то изображать из себя?! Не смотря на мои выводы, Бог периодически мне посылал людей. В тот период у меня было очень сильное ощущение бремени и от этого ничего не помогало. И спиртное не помогало. Оно остается с тобой. То бремя греха, о котором говорит Библия реально! В этом состоянии возникает желание уничижать себя.
— Алексей, почему вы ушли с театра?
— У меня было убеждение: нужно играть по-настоящему или вообще не играть. Если нет вдохновения, нужно уходить. Когда это вдохновение есть, прорывается, то, между актером и залом возникает дуга. Молодым студентом я сказал своему учителю: «Я хочу быть рупором Божьим! Хочу, чтобы через меня на сцене Бог проявлялся!» К четвертому курсу у меня стало формироваться убеждение, что я становлюсь фальшивым и я очень мучился от этого. После учебы меня взяли в Саратовскую драму. Мысли о том, что я изфальшивился, изыгрался привели меня к тому, что я решил оставить театр. На тот момент мне дали роль в спектакле по Достоевскому, а я решил уйти. Решил: уйду в народ, наберусь сил, перестану быть фальшивым и вернусь в профессию. Режиссер не ругался, очень хорошо отпустил, предлагая со временем вернуться.
— Каким был этот поиск настоящего себя?
— Я уехал к бабушке, ближе к народу исконному. Стал работать на кирпичном заводе. Труд очень тяжелый, но не вернулся в театр. Хотел во Владивосток поехать в море, но бабушка упросила. Друг устроил на буровую. И везде, где я работал встречал непонимание: зачем мне это? Почему я ушел с театра?
— В этот период произошло знакомство с адвентистами?
Да. Весна 1990 года. Был праздник Пасхи. Я выпил и поехал к консерваторским товарищам допивать дальше. Иду по проспекту и мне навстречу попадаются Лена Козлова и Миша Севастьянов (ныне сотрудник телеканала «Три Ангела»). Мы учились с Еленой Козловой (Рудой) и Мишей на разных отделениях театрального. Лена стала расспрашивать о моей жизни. Я бравировал, но внутри было плохо. А она говорит: «А я еду в семинарию вокал преподавать». Я стал разубеждать ее, говорить, что она молода и ей туда незачем ходить. Что это не про всех. Она начала мне свидетельствовать. Внешне я задавал ей коварные вопросы, а внутренне превратился в одно большое ухо! Она честно на какие-то вопросы отвечала: «Этого я не знаю». И это подкупило меня. «Если у тебя есть вопросы, – сказала Лена, – можешь прийти к нам на домашнюю церковь». Меня это так зацепило! Она дала мне какие-то брошюрочки и я не стал идти допивать, а поехал обратно домой. Стал читать эти брошюрки, а слезы ручьем катятся! Было ощущение, что это все про меня! Мне было плохо все эти годы, но я ни разу не плакал. Я едва дождался этой встречи на домашней церкви. Я сидел, слушал и пастор сказал: «Может есть вопросы?» Я увидел подлинную заинтересованность во мне! В тот день я испытал такую легкость, как- будто камень слетел. И твердо решил: «Я буду туда ходить! Как не ходить-то, если мне легче становится!»
Я стал ходить к адвентистам и читал свое старое Евангелие. Все восхищались моим поиском духовным, а у меня был «шкурный» интерес. Пока я с ними, пока читаю, мне легче, тяжесть отступает. Думаю: «А если крещение принять, еще лучше стать должно?!». Прошел курсы библейские, принял крещение. Выхожу из воды и прислушиваюсь к себе: «Ну как? Есть эффект?» Только через полгода после крещения пришла осознанная мысль, что без Бога я уже не смогу. Пришло понимание, что если Бога убрать из жизни, то это место будет пустым.
— Как же произошло возвращение в театр?
— Я уволился с буровой и как многие братья стал стекломойщиком, витрины мыл. И крепко держался за общину. В это время парализовало мою бабушку, которая жила в Сызрани, и я туда переехал из Саратова. Нашел верующих. Община в Сызрани была малюсенькая. В первый же новогодний праздник пастор предложил мне организовать программу для новых людей, которые пришли в общину. Потом меня выбрали молодежным руководителем в общине, и чтобы занять молодежь, я начал ставить с ними театральные постановки. Что-то находил, что-то сам писал. У нас было три христианских спектакля, с которыми мы ездили по всему Волжскому объединению. В коллективе было такое единение! И эта команда до сих пор делает какие-то постановки!
Через год я поехал на Украину, нашел там свою жену Олю и женился. Через три дня после приезда сделал ей предложение. Первый вопрос, который я задал ей: «Ты кого больше будешь слушаться Бога или меня?» Она сказала: «Бога». Меня ответ устроил! Мне так и надо!
Женился, дети пошли: дочь Катя, сын Саша, а я все занимался в церкви этим служением. В какой-то момент в общине не было служителя, и я стал пресвитером. Братья из конференции предлагали стать пастором. Я размышлял: «А смогу ли я? Ведь пасторское служение самое непростое дело, не в смысле важности, а в силу того, что пасторы свидетельствуют о Боге. А для каждого человека важно найти Бога, потому что тогда с ним начинает все происходить «как надо». С другой стороны, я понимал, что больше мне нравится заниматься театром. Я убежден, что человек должен заниматься тем, под что он заточен.
На лагерной встрече я познакомился с девушкой, которая работала в ТЮЗе и стал расспрашивать, как она совмещает свои принципы и работу. «Постановки в детском театре очень глубокие, со смыслом», — ответила она. И я стал молиться о том, чтобы мне вернуться в театр. На тот момент мне было 38 лет. Однажды я проходил мимо театральной тумбы ТЮЗа, вижу репертуар, а там все о добре, о хорошем. Решил пробовать! Пошел к своему наставнику и сказал: «Хочу вернуться в театр!» Он удивился: «Через 13 лет? Ты же потерял навыки?!» Я говорю: «А я занимался театром! В общине!» Пошел в ТЮЗ к главному режиссеру, принес свои документы и рассказал о своем желании. Он тоже напомнил о том, что после 13 лет не возвращаются в профессию. А я был уверен, что Бог меня ведет и благословит! Бог так все складывал, люди какие-то возникали, которые за меня свидетельствовали. Пришел на показ, рассказал приготовленное. А меня спрашивают: «А еще что-то можете?» И я стал рассказывать историю о жемчужинке, которую готовил для детской странички!
Комиссия посовещалась и мне дали шанс, взяли на год на контракт. Ну и я начал работать. Для начала дали две маленькие роли. А через полгода поставили новый спектакль и меня взяли на главную роль. И вот с этого момента я закрепился, остался в профессии.
— Вы уже прошли длинный путь в профессии. Оглядываясь назад что является памятным?
— Да, уже 20 лет в театре. Я вижу, что Бог идет очень плотно с человеком, когда человек на своем месте. Бог очень сильно воспитывает меня и через профессию тоже. Спектакль – это командная работа, в которой нет места гордыне, выпячиванию себя. Актеры просто обязаны работать друг для друга на сцене. Нельзя тянуть одеяло на себя в этой профессии. Это синтетическое искусство. Все вместе. Только так.
— Как получилось совместить профессиональную деятельность и религиозные ценности?
— Я думал, что буду им свидетельствовать и не скрывал, что я адвентист, про субботу с директором обсудил и написал заявление. Но столкнулся с такими людьми, которые показали мне такое милосердие, доброту! Одна коллега все время помогала лицам без определенного места жительства. И не вменяла это с гордостью в свои добродетели, а сетовала на свое добросердечие! А я весь такой правильный собрался их любви учить! Эти наблюдения помогли мне развиваться духовно, не костенеть. Конечно, я дарю какие-то открыточки, газетки, кто-то разговаривает со мной о духовных вещах, но это все неискусственно, в ходе повседневной жизни. Я уверен, что чтобы подлинно свидетельствовать, нужно подлинно дружить.
— Что вы играли за это время в ТЮЗе?
— Много ролей было. Есть произведение «Черная курица или жители подземного города». Я там до сих пор играю этого педагога. Играю в военном спектакле «А зори здесь тихие» Федота Васкова. В «Капитанской дочке» играл дядьку офицера, в «Много шума из ничего» — священника.
— Выделяете какую-то из ролей?
— Наверное, нет. В каждую новую роль вкладываешься. Роль — как твой ребенок. Поэтому каждая ценна. Верующие мне иногда задают вопрос: «Леша, ты же христианин, а разве может христианин играть плохого человека?» Существует представление, что раз ты христианин, то должен играть только добрых людей. Для меня нет этой проблемы. Для меня важно на что направлена общая идея конкретного спектакля. Потому что дело не в моей роли, а в том, о чем спектакль. И если я играю там мерзавца, в общей канве работая на то, чтобы было изобличено это зло и превознесено добро, нет проблем! Тем более, что дурного человека играть легче, потому что мы все склонны к этому. Зло есть во мне, я же грешный человек. Поэтому главное, о чем, куда спектакль ведет. Если спектакль пропагандирует зло, вот это страшно! Даже если я там хорошего человека играю! Спектакли в театре как притчи, которые несут некое нравственное назидание. И чем это назидание ненавязчивей, тем больше оно в тебя попадает! Потому что, когда впихивают в тебя, возникает обратная реакция.
— Алексей, поделитесь любимым библейским отрывком, который вас вдохновляет.
— В последнее время я отчетливее стал понимать описанный в Евангелии момент, когда блудный сын вышел на дорогу, возвращаясь домой. Когда он вышел на дорогу, то отец к нему побежал. Это очень важно для меня! Что я делаю такие нелепые шаги, а Он ко мне бежит! Для меня ценно, что Бог при моем малюсеньком движении к Нему, бежит ко мне и благословляет меня!
С Алексеем беседовала Мария Вачева
